Белые и черные - Страница 85

– Посмотрим, – пожал плечами Флор. Лично он был убежден в победе Алехина, однако новое «служебное» положение накладывало определенные обязательства.

– Хочешь пари, – протянул ему руку Алехин. – До двадцатой партии матч будет кончен.

– Это как понимать? До двадцатой партии ты наберешь нужные пятнадцать с половиной очков?

– Почему пятнадцать с половиной? Мне достаточно сделать ничью в матче, – поправил Алехин.

– Ах, да, конечно, – согласился Флор. – И какие условия пари?

– Сто гульденов против пятидесяти, – предложил Алехин.

– Ты отвечаешь ста гульденами, что решишь матч к двадцатой партии?! – уточнял условия спора Флор. Он всегда был готов на любые пари, если имелась хоть малейшая надежда выиграть, здесь же дело вообще было верное. Но, все же, нужно уточнить условия, чтобы не было потом неясностей.

Алехин утвердительно покачал головой.

– Хорошо, пошли, – согласился Флор, пожимая руку Алехину.

Если бы ему предложили такое выгодное пари на равных условиях один к одному, он был бы счастлив. А здесь вдруг меценат нашелся: денег не жалеет, отвечает двойным.

– Кстати, можешь передать Эйве: сегодня я начну партию ходом е-два, е-четыре, – почти выкрикнул Алехин. – Готовьтесь сколько вам угодно! Зовите хоть всех гроссмейстеров мира. Позовите еще Капабланку, если вам мало шестерых. Да разве он к вам пойдет! Ничто вам не поможет! Не поможет! Вы не угадаете моих ходов. Ни за что! Ни одного хода!

Флор не на шутку испугался горячности Алехина. Доносившийся до него запах алкоголя в известной степени объяснил ему причину неожиданной гневной вспышки. Наскоро попрощавшись с вельтмейстером, Флор поспешно ретировался.

А вечером произошло невероятное. Парадоксальным ходом уже в дебюте Алехин выбил Эйве из всех усвоенных понятий, а затем буквально разгромил его позицию.

Воспоминание о разговоре с Флором и сыгранной в тот же вечер партии вызвало улыбку на лице Алехина.

«Здорово я разбил Эйве! – с наслаждением перебирал Алехин в памяти подробности этой во многих отношениях необычной и удивительной схватки. Приятное воспоминание заметно улучшило настроение чемпиона мира, и он уже.с задором посмотрел на группу гроссмейстеров, окружавших Эйве. Потом подумал немножко и пальцем подозвал официанта бара.

– Еще одну, – показал Алехин на пустую рюмку.

«За такую партию и выпить можно, – оправдал он сам перед собой явно сомнительный в день игры поступок. – Это была партия! Все как будто шло обычно, гладко. Известный вариант французской партии, все по теории, и вдруг… же-два, же-четыре! Бомба и та произвела бы меньшее впечатление. Эйве чуть не подпрыгнул на стуле. Лица его помощников вытянулись в удивлении. А что говорить про шахматистов Утрехта. Маленький провинциальный городок: разве его любителям понять такие шахматные тонкости. Стояли и молча удивлялись…

А разве не удивился весь шахматный мир? Такой ход! Прямое нарушение всех законов, явный вызов всем канонам, правилам, догмам. Вперед пешками от собственного короля! Перчатка в лицо всем помощникам Эйве, нанятым теоретикам, прямой вызов их картотекам, книгам, анализам. Пусть-ка Эйве сам за доской попробует определить, что к чему! Пусть самостоятельно разбирается во всех тонкостях! Грош цена всем вашим заготовкам, домашним анализам. Зря только голландцы вам деньги платили»

Взрыв веселого смеха в стане Эйве на миг вернул Алехина к действительности и сегодняшнему дню. Но вскоре он вновь предался приятным воспоминаниям.

«Смеются, все еще смеются, – зло посмотрел он в сторону Эйве и его коллег. – Теперь чему-то радуются, а тогда чуть не плакали. Еще бы – четвертое поражение, и какое! Как я играл! Разгром, настоящий разгром! Фигуры рвались в наступление, как бешеные! Пусть игра была немного рискованной, знаю! Пусть атака была необоснованной, знаю. Но энергичная, смелая. Каждый ход, каждый удар – смертельная опасность и точнейший расчет. Вот чем нужно брать, а не анализами купленных теоретиков».

Чемпион мира искренне радовался недавней победе, но где-то внутри тихий голос сомнения нашептывал ему: «Все-то ты бахвалишься, не от хорошего бравада-то, идет она от неуверенности в собственных силах, от отсутствия веры в будущее. Слишком уж ты обижен, заезжен, заброшен в тоскливом одиночестве».

Флор вышел из телефонной будки и быстро направился обратно к своим голландским друзьям. Ему, видимо, не хотелось встречаться с Алехиным после утрехтского разговора. За ним шла чем-то недовольная жена. Проводив взглядом гроссмейстера, Алехин вдруг заметил в стане Эйве необычное оживление. Все встали с места, с кем-то почтительно здороваясь. Вскоре Алехин понял причину возбуждения: среди высоких голландцев он увидел маленькую фигуру седовласого Эммануила Ласкера. Алехин знал уже, что немецкий чемпион приехал на матч в качестве почетного гостя голландцев, но еще не встречался с мудрым шахматным философом.

Поговорив несколько минут с Эйве и его друзьями, Ласкер направился в сторону Алехина. Видимо, Флор сообщил ему, что здесь чемпион мира. Алехин поднялся с кресла и сделал несколько шагов навстречу своему шахматному наставнику. Ласкер улыбался в светлые усы, глаза его, прикрытые сверху густыми седыми бровями, ласково светились. «Ласкер с друзьями ласков», – вспомнил Алехин чью-то русскую шутку.

Некоторое время коллеги обменивались приветственными восклицаниями, отдельными отрывистыми фразами. Оба шахматных гиганта стояли, голова Алехина намного возвышалась над белыми, полностью сохранившимися волосами экс-чемпиона. Алехин пригласил Ласкера сесть в соседнее кресло и заказал ему всегда желанный кофе. Кот Чесе немедленно забрался на колени к Ласкеру и, пригревшись, замурлыкал. Импозантньй шахматный чемпион ласково поглаживал рукой пригревшееся животное.