Задумавшись, Алехин курил, облокотись на перила широкой входной лестницы. Вдруг в конце аллеи он увидел женщину, неосторожно нарушившую сегодня тишину на турнире. На ней был костюм темно-вишневого цвета, пышную прическу пепельных волос прикрывала маленькая шапочка. Вечером она показалась Алехину почти миниатюрной: может быть, темный костюм делал ее более хрупкой, возможно, днем она просто выглядела крупнее рядом со своей маленькой спутницей.
Подойдя к лестнице и поднявшись на две ступени, блондинка взглянула на Алехина. Тот поклонился.
– Добрый вечер, сударыня! – произнес Алехин. – Вы тоже живете в этом отеле?
– Да.
– Я должен извиниться перед вами, шум так мешает мне во время игры!
– Извиниться должна я, – сказала дама низким грудным голосом. – Я не знала, что это турнир.
Казалось бы, и все. Взаимные извинения принесены, инцидент исчерпан. Но подобные встречи не заканчиваются быстро, если обе стороны хотят их продолжить.
– Вы шахматный мастер? – спросила дама.
– Выше, сударыня, – с улыбкой поклонился Алехин.
– Как у вас там, гроссмейстер? – с трудом вспомнила собеседница высшее шахматное звание.
– Еще выше. Я – чемпион мира.
– Так вы Алехин! Вот никогда бы не сказала! Я представляла вас старым, сутулым от бесконечной игры.
– Сожалею, сударыня, что не оправдал ваших ожиданий. Женщина оглядела Алехина и улыбнулась: она совсем не сожалеет. Строгий темный костюм, крахмальная сорочка и удачно подобранный галстук. Стройный, выше среднего роста, мягкие, уверенные движения человека, воспитанного в достатке. Умные голубые глаза чемпиона с улыбкой глядели на собеседницу.
– Вы – русский, а прекрасно говорите по-французски, – после некоторой паузы поддержала угасший было разговор опытная собеседница.
– И по-английски, сударыня, и по-немецки. Если хотите, и по-испански.
– Тогда вы совсем чудо! Как жаль, что я не встретила вас раньше.
– Вы ошибаетесь. Шесть лет назад мы ехали с вами вместе из Барселоны. Вы – Грейс Висхар.
– Браво! Чемпионы мира знают, оказывается, не только шахматы.
Алехин улыбнулся:
– Мы обязаны следить за важнейшими фигурами.
– И теряете их на шесть лет, – отпарировала Грейс. – Разрешите мне на правах старого знакомства попросить вас об одном одолжении.
– Все, что вам будет угодно! – воскликнул Алехин. – Я буду счастлив!
– Сыграйте со мной в шахматы.
– Вот как! – Алехин немного опешил, но тут же нашелся: – Я никогда не имел такого прелестного и такого опасного противника.
– Боитесь? – кокетливо склонила набок голову Грейс.
– Волнуюсь, – ответил Алехин.
Они поднялись по лестнице, зашли в фойе и заняли свободный столик. Алехин заказал кофе, оранжад. Официант, немного оторопев вначале от неожиданной просьбы, все-таки принес доску и шахматные фигурки. Необычное шахматное сражение вызывало удивление у отдыхавших клиентов отеля. Они бросали недоуменные взоры в сторону Грейс и Алехина.
– Я буду играть белыми, – потребовала Грейс, когда Алехин начал расставлять фигурки на доске. И, улыбнувшись, добавила: – Я не привыкла защищаться.
– Что вам дать вперед? – в тон ей спросил Алехин. – Коня? Ладью? Полцарства, царство?
– Никаких снисхождений. Я сражаюсь только на равных. Грейс плохо понимала в шахматах и играла слабо. Правда, первые ходы она сделала в соответствии со всеми требованиями теории. Возможно, что она когда-нибудь даже брала в руки шахматный учебник. Уметь играть в шахматы – признак хорошего тона, – может быть, именно это светское правило заставило ее в свое время пожертвовать древней игре часть своего драгоценного времени. «Благодарю, душа моя, за то, что в шахматы учишься, – вспомнил Алехин цитату из письма А. С. Пушкина жене. – Это непременно нужно во всяком благоустроенном семействе – докажу после».
Не заметив простейшей вилки конем, Грейс потеряла ладью. Алехин попытался было вернуть ей ход, предложил исправить ошибку.
– Ни в коем случае! – решительно запротестовала Грейс. – Я привыкла отвечать за свои проступки и никогда не сожалеть о них.
Грейс задумалась над ходом. Алехин смотрел на красивую головку, склонившуюся над шахматной доской.
– У вас прекрасные волосы, – произнес он вслух с восхищением. Грейс взглянула на него, оторвавшись на миг от доски, и улыбнулась.
– Я вчера читал в американской газете интересную заметку – доктор Рауншер в Буффало подсчитал: блондинки скоро станут редкостью. На сто рождающихся девочек только пять блондинок и пять рыжих. Блондинки менее жизнеспособны, отличаются менее объемистым мозгом.
– Благодарю, – кивнула головой Грейс. – Я ведь тоже блондинка.
– Нет, нет, Грейс, к вам это никак не относится, – смущенный, залепетал Алехин.
В это время на веранде показалась полная дама средних лет. Она бросила удивленный взгляд в сторону Алехина и ответила на его поклон. Грейс воспользовалась удобным случаем переменить тему разговора.
– Кто эта дама? – спросила Грейс Алехина. – Я беседовала с ней утром в парикмахерской.
– Жена гроссмейстера Боголюбова. Очень милая женщина.
– А где ее муж? Она вечно гуляет одна.
– Играет в шахматы в фойе. С утра до вечера. Одержимый, – улыбнулся Алехин.
– Это что – судьба всех жен гроссмейстеров? – спросила Грейс, пристально глядя в глаза Алехина.
– Многих, – засмеялся Алехин. – Я всегда говорил: печальная доля – быть женой шахматиста. Хотя, – добавил он после короткой паузы, – есть судьба еще хуже.