Белые и черные - Страница 16

– Саша! Не может этого быть! Как ты попал во Францию? – повторял Волянский.

– Я здесь уже больше года, – спешил объяснить Алехин. – Странно, что я тебя не мог найти.

– Меня не было в Европе. На жизнь зарабатывал.

– Но ведь я играл в нескольких международных турнирах, – продолжал Алехин. – Неужели ты ничего не читал об этом. Хотя бы телеграммку прислал, письмо.

– Дорогой мой, ты забыл, что здешние газеты редко пишут о шахматах даже во время больших шахматных событий. Где ты живешь?

– В Париже. А ты?

– Где придется. Больше плаваю на пароходах. Но и эта работа скоро кончится.

– Наступило небольшое молчание. Его прервал Алехин:

– Как я рад тебя видеть, Валя! Шесть лет, как расстались.

Немного больше. Двадцать пятого июня шестнадцатого года подпоручик Валентин Волянский был назначен помощником военного атташе в Лондон… А ты имеешь сведения из Москвы? – продолжал Волянский после небольшой паузы. – Как Варя? Алексей?

И посыпались эти бесконечные: а как поживает? ты давно не видел? – неизбежные при каждой встрече после долгой разлуки. Друзья ушли в купе Алехина, где могли остаться вдвоем. В полутьме наступившего вечера они вспоминали знакомых, сверстников, восстанавливали в памяти события далекого прошлого. Им было что вспомнить: много лет их пути шли рядом, много радостей делили они пополам, много горестных забот поверяли друг другу.

– Как твои успехи в шахматах? – спросил Волянский. – Скоро будешь играть с Капабланкой?

– У! – протянул Алехин. – Легче верблюду пролезть в игольное ушко. Нужно набрать пятнадцать тысяч долларов, чтоб матч состоялся.

– Пятнадцать тысяч! – воскликнул в удивлении Волянский. – Это почему?

– Так требует Капабланка. Знаешь, Валя, так надоело, порой хочется бросить все, отказаться от всяких попыток сыграть матч с чемпионом мира.

– Ты что! – протестуя, воскликнул Волянский. – Столько сил отдал шахматам, столько времени. Терпи – все обойдется. Я верю в тебя – ты будешь чемпионом мира. Помнишь, когда я сказал тебе, что верю в это? Постой, сколько же лет назад это было? Восемнадцать лет, да, именно восемнадцать. Ты рассказал мне тогда свой сон, и я тебе сказал: «Сон пророческий: ты будешь шахматным королем». Помнишь?

– Еще бы Саша не помнил. Такой странный, смешной сон…

Зал шумел, волновался, бурлил. Необычное чудо возбуждало зрителей. Солидные господа во фраках, с тщательно расчесанными бородками забыли про свою солидность и бегали из угла в угол огромного, с высокими потолками зала. Каждый спешил сообщить другому, какое чудо произошло. Все восхищенно качали головами, ахали, всплескивали руками. Чудо! Тот, кто не верил раньше, что это возможно, теперь примолк ошеломленный.

– Где он? Покажите его, – просили шепотом входящие в зал, и те, кто был уже там давно, кивали головами в сторону эстрады. Там, повернувшись спиной к залу и зрителям, за маленьким столиком сидел белоголовый худенький мальчик. Хотя никто не видел его лица, многие знали, кто он. К нему в этот момент было приковано общее внимание зала.

Да разве только одного зала! Вся Москва, Россия, весь мир следит за тем, что происходит в этом зале Московского собрания врачей. Шутка ли, устанавливается новый, необычный, нигде и никогда не виданный рекорд. Тридцать партий вслепую играет чудесный рекордсмен. Подумайте только, на тридцати досках ведет шахматный бой мальчик и при этом даже не видит ни одной шахматной доски. Все запечатлено в его мозгу, каждая клеточка, каждый участок всех тридцати шахматных фронтов.

Совсем недавно в этом же зале выступал американский феномен Гарри Нельсон Пильсбери. Весь мир поразил он своей исключительной памятью. Удивлялись и ахали москвичи. Как же: двадцать три партии играл Пильсбери против двадцати трех москвичей. Хотя Саше Алехину не дали тогда сыграть против американца, он внимательно проследил весь этот необычный бой, пристроившись около партии старшего брата Алексея.

А сейчас устарел этот рекорд американца! Тридцать партий играет юный москвич, тридцать шахматных досок удерживает в памяти его чувствительный мозг. Саша отвернулся от противников, никакая сила не заставит его взглянуть сейчас на столики, расположенные в зале. Но он помнит все, что происходит на каждой из тридцати досок, помнит каждую клеточку, каждую фигурку. Сотни москвичей, тысячи тысяч русских переживают ход сражения удивительного мальчика с тридцатью сильнейшими московскими шахматистами.

Распорядители бесшумно шныряют от досок к сцене.

– На седьмой доске сделан ход слоном на цэ-пять, – говорит один из них Саше, и тот знает, что противник подбирается к его королю.

– Ферзь аш-пять шах! – решительно заявляет Саша и знает, что это конец. Дерзкий неприятельский слои, поднявший хобот на вражеского императора, погибает, пораженный белым ферзем.

– С шахом беру пешку эф-семь, – заявляет он, выслушав сообщение о сделанном ходе на доске двадцать девятой. И зал вскрикивает от восхищения. Какая блестящая комбинация! Даже «зрячий» шахматист не всегда увидит такую возможность, а здесь этот эффектный выпад нашел мальчик, отвернувшийся к стене.

– Но вот наступил волнующий момент.

– Вы потеряли ладью на семнадцатой доске, – озабоченно шепнул Саше распорядитель. – Черные взяли ладью на е-три конем.

– Отлично! – не удержался сеансер. – Передайте мой ход: ферзь бьет на аш-семь. Мат в три хода!

Обрадованный распорядитель поспешил в зал, чтобы сообщить противнику и зрителям новую блестящую комбинацию Алехина.

– Вот это да! Вот это игра! Что там Пильсбери, это почище американца! – слышит Саша из зала шепот восхищения. Ему приятно, что его признали московские шахматисты. Не зря провел он столько часов, разбирая партии из шахматного отдела в журнале «Нива». Не напрасно умолял он Алексея сразиться с ним в шахматы, не зря выдерживал насмешки товарищей брата, когда тот легко побеждал Сашу. Что ж, что он проигрывал! Вот вам теперь результат. Кто чемпион – он или Алексей? Сегодняшний вечер доказал полное превосходство младшего брата. А старшему только остается стоять в стороне да принимать поздравления с новым рекордом брата.