Белые и черные - Страница 96

Стейницу пора сдаваться, тогда счет уравняется и судьба шахматной короны решится в дополнительном матче. Наступает «роковой миг» шахматной истории. Чигорин берется за слона и… отводит эту важную фигуру, защищавшую его короля от мата в два хода. Поворота в шахматной истории не произошло… Два десятка лет спустя. Чемпион мира Ласкер играет матч с практически очень сильным шахматистом Карлом Шлехтером. На старте Ласкер проиграл одну партию, потом никак не мог сравнять счет. Судьбу решала последняя, десятая партия. Сведи ее Шлехтер вничью, он стал бы чемпионом мира. Как мог бы измениться весь ход шахматной истории! И ведь Шлехтер имел подавляющий перевес в последней встрече. Обычно невозмутимый австриец не выдержал напряжения рокового момента. Ошибка, и… титул чемпиона остался у Ласкера.

Алехин сам однажды пережил «роковое мгновение». В его матче с Капабланкой разве не имел кубинец все шансы выиграть тридцать первую партию? У него было все для победы, не хватило лишь… нервов. Мгновенная слабость Капабланки, Алехин делает ничью и в следующих партиях уверенно набирает нужные два очка.

И вот завтра Алехину вновь предстоит пережить страшное напряжение. В единый миг, а что иное пять часов игры по сравнению со всей историей шахмат, решится судьба шахматной короны, а может быть, и жизнь Алехина. Ибо, что для него жизнь без шахмат?! Перенесет ли сердце страшный удар? Да, многое должна решить последняя партия!

Удастся ему победить – тогда вновь торжество, радость, надежда на светлое будущее. А если неуспех – тогда провал в черную пугающую неизвестность. Как страшно ждать «ракового мгновения», когда отказывают нервы, мозг, сердце…

15

Кавалерист перед атакой на ощупь пробует остроту сабли; пехотинец разбирает винтовку и определяет надежность работы механизмов. В борьбе любого вида боец перед сражением так или иначе испытывает свое оружие, проверяет его надежность, безотказность.

А что в шахматах? Нельзя ли и здесь перед началом игры определять свежесть мозга, его работоспособность? Может ли он с достаточной быстротой и точностью решать сложные аналитические задачи? Это ведь очень важно. Если мышление ясное, мозг не устал, можно идти на самые сложные, самые запутанные варианты; если же в голове туман, мысль работает нечетко, тогда безопаснее уходить от осложнений, избирать спокойные пути борьбы.

Еще в начале своей шахматной карьеры Алехин столкнулся с проблемой, как более или менее точно определить степень усталости собственного мозга, как узнать, готово ли к бою самое главное оружие шахматиста. После долгих усилий он нашел, наконец, способ, позволяющий решать эту трудную задачу.

Способ простой и в то же время достаточно надежный. Нужно прикрыть глаза рукой и неподвижно посидеть полминуты. Затем вдруг открыть глаза и прочесть какую-нибудь незнакомую фразу. Если ее смысл с первых же секунд дойдет до сознания, значит, мозг достаточно свеж и его можно нагружать решением самых сложных задач; если же, чтобы понять написанное, нужно прочесть его два раза или больше, тогда дела плохи: Доверять мозгу нельзя: он устал и не справится со сложными задачами расчета вариантов. Тогда лучше избрать спокойные пути игры. Алехин часто применял такой способ проверки мозга; особенно это было необходимо делать после бессонных ночей перед новым туром или во время длительного доигрывания неоконченных партий.

Тридцатая партия трудно давалась Алехину. Прошло три часа игры. Ход был за Эйве, голландский чемпион надолго задумался. Его маленькие, острые глазки внимательно смотрели сквозь очки на доску. Он сидел неподвижно, лишь временами меняя позу. Тогда его длинные ноги шумно двигались под столом.

У Алехина кружилась голова. Незаметно для окружающих, он проделал свой испытанный опыт. Закрыв рукой глаза, он внезапно прочел в голландской газете какую-то фразу.

Результаты оказались плачевными: мысли Алехина путались, их обрывки с лихорадочной быстротой метались в затуманенном сознании. Как в изношенной, испорченной машине, каждое колесико в мозгу чемпиона мира вращалось отдельно, не сцепляясь с другими, не решая общих задач. Перед глазами уставшего гроссмейстера плыли туманные круги, застилавшие и противника и многочисленных зрителей, до отказа забивших турнирный зал.

Временами в его мозгу вдруг начинал монотонно повторяться один и тот же бессмысленный ход. «Слон жэ-семь, слон жэ-семь», – мысленно твердил тогда Алехин одни и те же слова. «Причем здесь слон жэ-семь? – удивленно спрашивал он сам себя. – Ведь этот ход невозможен». На миг ему удавалось отвлечься, изгнать из головы привязчивые слова, и он некоторое время мог беспрепятственно рассчитывать варианты. Но затем с удивлением замечал, что назойливая фраза вновь атаковала его усталый мозг, и под конец прекращал сопротивление. Три ненавистных коротких звука полностью овладевали его мозгом; однотонно и надоедливо повторялись они в такт ударам крови в ушах, точь-в-точь как в патефоне, когда стирается одна борозда пластинки. «Слон жэ-семь, слон жэ-семь, слон жэ-семь…»

Ночь перед сегодняшней партией не подкрепила Алехина, наоборот, бессонница еще больше измотала его силы. Не помогали ни выработанные годами приемы, ни патентованные снотворные.

Уже рассвет забрезжил в стыках оконных занавесок, уже послышались шаги горничных в коридоре отеля, а он все еще лежал в кровати с открытыми глазами. Сердце нещадно сжималось, временами выпадая из привычного ритма, и начинало беспорядочно метаться в груди.