Белые и черные - Страница 47

– Париж, – объявил он протяжно, и это заставило Алехина положить наконец шахматы в карман.

Поезд уже сбавлял ход и вскоре ворвался в предместья столицы. Показались завешанные товарами витрины магазинов, замелькали рекламы на заборах и крышах домов. По мокрому асфальту мостовых мчались полированные лимузины и огромные многоместные автобусы; иногда из-за крыш домов появлялась на миг верхушка Эйфелевой башни. А вот и перрон вокзала: сотни встречающих машут шляпами, платками, букетами цветов; слышатся крики радости людей, наконец-то увидевших друг друга после разлуки.

– Сколько народа тебя встречает! – воскликнула Надя, выглянув в окно. Она поправила Алехину галстук, отряхнула рукой полы его пальто. Потом взглянула в зеркало на себя, с третьей попытки удачно надела шляпу и несколько раз примерила, как лучше завязать вокруг шеи желтый шерстяной шарф.

Когда они выходили из вагона, Алехин через голову жены увидел в толпе Шамшина, Мюффанга, Бернштейна и низкорослого репортера «Возрождения» Заливного. Рядом фотографы, оператор с огромной кинокамерой, много незнакомых Алехину людей с цветами. «Что ж, встреча как встреча, – мелькнула мысль у Алехина. – Конечно, не как Линдберга, но все же. А почему не пришел Волянский? – Но тут же вспомнил: – Видимо, все-таки уехал в Нью-Йорк».

Алехин посмотрел вдоль огромного перрона. Отыскивая нужный вагон, от окна к окну бегали возбужденные женщины, готовые броситься в объятия прибывших из деловой поездки мужей; молодые французы осторожно лавировали в толпе, уберегая букеты цветов, приготовленные для любимых подруг; отцы с поцелуями снимали с подножек радостно кричавших детей. Всюду царили неподдельный восторг и возбужденные встречи: объятия, крики, поцелуи.

Едва Алехин и Надя сошли со ступенек, друзья вручили им по большому букету цветов, Шамшин, Мюффанг и Бернштейн заключили чемпиона в объятия, поцеловали руку супруге. Но больше никто из стоявших у вагона людей не поздравлял Алехина, не тянулся к нему. Чем-то встревоженные и возбужденные, люди медленно двигались куда-то в сторону, их взгляды были устремлены вдаль, мимо Алехина. «Что происходит? Куда они идут? – недоумевал Алехин. – Они же пришли меня встречать».

Вдруг над ухом прибывшего чемпиона раздался многоголосый крик, мимо него, отталкивая Надю и самого Алехина, промчались возбужденные люди. Вспышки магния помешали Алехину разглядеть, что происходит, и только через минуту он увидел, кого бежали встречать любопытные, кого спешили запечатлеть на пленку фотографы и кинооператоры.

Из двери соседнего вагона вышла высокая блондинка. Элегантно одетая, она осторожно ставила на ступеньки стройные ножки в туфлях на высоком каблуке. Издали Алехин не смог как следует разглядеть ее фигуры, закрытой головами людей, затруднился бы точно сказать, сколько ей лет, но даже за те короткие мгновения, пока прибывшая спускалась с лестницы, лицо ее врезалось в память Алехина. Пышные белокурые волосы под маленькой, шляпкой, уверенный взгляд всеобщей любимицы, привыкшей к поклонению, гордая поза независимости и властолюбия. Женщина исчезла в толпе, медленно двигавшейся по направлению к вокзалу. Алехин молча провожал ее взглядом.

– Хороша! – услышал Алехин голос рядом с собой. Он обернулся. Это был Заливной, на лице репортера застыла улыбка нескрываемого восторга.

– Кто это? – спросил его Алехин.

– Грейс Висхар, жена убитого в Марокко губернатора. Месть туземцев. Злоба дня: «Возрождение» отводит ей целых две страницы.

Алехин понял теперь, почему лицо приехавшей выражало скорбь, почему на рукаве се пальто была черная лента.

Когда ушла толпа, встречавшая Висхар, группа шахматистов на пустом перроне стала выглядеть жалкой и потерянной. Встреча была скромной, не было ни криков радости, ни вспышек магния, никто не сделал ни единого фотоснимка на память об историческом приезде мирового чемпиона. Алехин и Надя но могли скрыть своего разочарования. Поняв это, четверо встречавших попытались восполнить свою малочисленность повышенными проявлениями восторга.

– Я поздравляю тебя, Саша, от имени всех русских, живущих во Франции! – патетически воскликнул высокий Бернштейн. Шамшин все пытался объяснить, что не всех удалось предупредить, что собиралось прийти очень, очень много народа. Заливной что-то быстро записывал в блокнот. Позже в газете Алехин прочел следующее объяснение ловкого репортера: «Такая встреча дала возможность чемпиону мира отдохнуть».

В багажном отделении возникло замешательство. Надя нашла свои чемоданы, носильщики уже начали выносить их, когда контроль потребовал квитанции.

– Они у тебя, – сказала Алехина мужу, который в этот момент о чем-то разговаривал с Мюффангом. Алехин уверенно полез в левый карман пиджака, но не нашел квитанций. Не отыскалось документов и в других карманах чемпиона.

– Наденька, я их отдал тебе, – попытался было переложить вину на жену Алехин, однако встретил решительное возражение:

– Что ты, что ты, дорогой. Я прекрасно помню, что вернула их тебе в Барселоне.

Дополнительные поиски ничего не дали – квитанций не было. Выручил Бернштейн. Сходив куда-то, он привел с собой старшего, тот распорядился выдать багаж без квитанций, предварительно поздравив чемпиона мира с победой и приездом. Услыхав имя Алехина, носильщики и служащие вокзала быстро отдали его чемоданы и гурьбой проводили чемпиона до автомобиля. Алехин так и не понял: было ли это искреннее выражение чувств или просто ожидание щедрых чаевых? «Это была единственная демонстрация при въезде знаменитого шахматиста в Париж», – читал впоследствии Алехин в газете.