Белые и черные - Страница 43


К оглавлению

43

На карикатуре были изображены Алехин и Капабланка за шахматным столиком. Талантливый художник верно схватил черты, удачно подчеркнув характерные особенности их лиц. У обоих противников были длинные черные бороды, спускавшиеся куда-то под стол. Надпись гласила: «Такими будут Алехин и Капабланка в конце матча».

– Острят насчет ничьих, – объяснил Диллетайн. – Художник показывал мне эту карикатуру, он рисовал в клубе…

– А знаете, дон Хосе, с бородой вы мне больше нравитесь! – воскликнула Кончита.

– Рад слышать, дорогая. Сегодня же куплю средство для ращения волос.

– Но почему они вам нарисовали черную бороду? – взялась актриса за Алехина. – Вы же блондин, вам больше подойдет небольшая русая бородка.

– Вам виднее, сеньорита, – отшутился Алехин. – Это по вашей части – находить грим и подбирать, кому какую носить бороду.

«И рога тоже», – хотел добавить Диллетайн, но вовремя сдержался.

– А ведь действительно вы будете делать ничьи до самой старости, – уверенно заявила Кончита. – Сколько вы уже их сделали?

– Пока немного, – ответил за партнеров Диллетайн. – Четырнадцать.

При этом он подумал, что ей-то, Кончите, неплохо бы помнить счет в самом важном сражении Капабланки.

– После двенадцатой партии было восемь рядовых ничьих, – сообщил секундант Алехина.

– Ну, вот видите, как много! И правда, у вас скоро отрастут бороды.

– Вот почему я и предложил доктору Алехину прервать матч, считать его ничейным. Через год можно сыграть новый, – безразличным тоном, обращаясь только к Кончите, произнес Капабланка.

Свою самую заветную мысль он высказал вскользь, между прочим, будто она его ничуть не интересовала. Чемпион мира еще ни разу не предлагал Алехину прекратить матч, но говорил так, чтобы облечь важное предложение в ничего не значащую шутку.

Однако Кончита поняла напускную легкость тона Капабланки. Два рядовых поражения подорвали веру чемпиона в свои силы, и он не раз уже говорил Кончите, что, по-видимому, ему не удастся спастись. Хосе Рауль стал задумчив, в последние дни часто грустил. Несмотря на предсказания Кончиты, он перестал верить в благополучный исход матча и даже послал телеграмму своему другу – президенту манхэттенского шахматного клуба Финну с просьбой организовать через два года матч-реванш с Алехиным.

Кончита решила поддержать Капабланку.

– Эти бесполезные ничьи только вас изнуряют, – тоном жалеющей матери произнесла она. – Бедный дон Хосе, он даже заснул во время шестнадцатой партии.

– Спать-то спал, да все видел! – засмеялся Алехин. – Как проснулся, так сразу разменял все фигуры.

С минуту за столом царило молчание.

Кончита решила еще раз вернуться к щекотливому вопросу.

– И такой закатим праздник, на весь Буэнос-Айрес. Весь театр «Батаклан» будет танцевать на банкете.

– Ради этого я согласен сделать все что угодно, – отшутился Алехин.

– Я тоже не возражаю, – присоединился чемпион мира.

– Прервать, конечно, можно, – продолжал Алехин, решив выяснить намерения своего противника. – А когда играть снова?

– Через год можно встретиться вновь, – предложил Капабланка. – Только на этот раз нужно подумать о ничьих. Может быть, проще ограничить число партий в матче?

– Я думаю, лучше доиграть до конца этот матч, – немного подумав, произнес Алехин. – Боюсь, мы с вами не скоро договоримся, и у нас действительно вырастут бороды, пока мы еще раз встретимся. Пусть уж они вырастают от ничьих!

Этот решительный отказ Алехина создал напряженность за столом. Капабланка сразу умолк, перестала шутить и Кончита. К счастью, обед к этому времени кончился, и можно было расходиться. Алехин и Диллетайн попросили разрешения подняться из-за стола и, распрощавшись, ушли.

Кончита видела, как сильно расстроился Капабланка. Да и у нее самой, пожалуй, впервые за все время матча появилось ощущение, что дон Хосе не сможет удержать титул, она уже не верила в собственные предсказания. И сердце ее не обманывало: ближайшее будущее принесло Капабланке новый чувствительный удар.


– Должен признаться: я изменил свое мнение о Капабланке. Он более достойный боец, чем я предполагал.

Слова Ласкера удивили Ауеса. Слишком уж часто ему приходилось слышать неодобрительные отзывы своего соотечественника об игре кубинца.

Он подумал: Капабланка скоро потеряет звание чемпиона мира, может быть, поэтому Ласкер стал к нему более снисходителен, простил прошлые высокомерные высказывания и статьи.

– Я говорил, что Капабланка легко деморализуется после проигрыша, что он нестойкий боец, – продолжал Ласкер. – Это было правильно: постоянные удачи, успех его избаловали. Но вот кубинец проиграл подряд две партии, одиннадцатую и двенадцатую. Под угрозой оказался титул шахматного короля. И, к чести Капабланки, в этот момент он преобразился. Его замечательные природные способности, огромный талант – все было мобилизовано для спасения матча. Не вина кубинца, что ему не удалось ничего сделать, таким великим оказался его противник!

– Но, доктор, не рано ли вы хороните Капабланку? Его дела не так уж плохи, – запротестовал Ауес. – Счет пока четыре – три, кубинцу нужно выиграть одну партию, и счет уравняется.

– Нет, дело его безнадежно. Посмотрите последние партии матча, и вы убедитесь, что песенка его спета.

– Как раз это-то меня и не убеждает. Да и не только меня – многие теперь, как никогда, верят в звезду Капабланки. Ну, давайте посмотрим: двадцать девятую партию он выиграл, в двадцать седьмой лишь грубый просмотр не дал ему возможности довести до победы прекрасно игранную партию. А в тридцать первой? Вы же сами только что сказали: случайная ничья, позиция Алехина была проигрышной. Вот как сейчас играет Капабланка! А что Алехин? Он выиграл последний раз три недели назад, с тех пор ничего не может сделать.

43