Постепенно гнев Шпака проходил. Шехтель не возражал ему ни слова, по опыту зная, что нужно выждать несколько минут, пока пройдет буря. Вскоре Шпак успокоился и, подойдя к письменному столу, заговорил в своем обычном тоне.
– Вчера звонил министр, – сообщил Шпак. – Там, – оберштурмбанфюрер поднял указательный палец правой руки куда-то вверх, – очень недовольны нашим решением относительно Алехина. И они правы. Что же получается: мы сражаемся с русскими на фронте, а в тылу один русский бьет всех немцев.
Шехтель внимательно слушал оберштурмбаннфюрера. Он мог бы сказать, что давно уже предлагал совсем иное решение, что он так и знал, что будут неприятности с этим Алехиным, но предпочел лучше помолчать.
Шпак сел за письменный стол и принялся перебирать принесенные Шехтелем бумаги.
– Вот смотрите: этот русский буквально разгромил всех немецких шахматистов – Земиша, Юнга, Рихтера. Мы говорим о величии немецкого народа, а что же получается? Позор! Можно представить, как все над нами смеются.
Шехтель продолжал смотреть в лицо Шпака, все еще не решаясь предложить вернейший выход.
– Майн готт! Вот еще. Ну, это уж совсем ни к черту не годится! Один Алехин одновременно играет против семидесяти пяти немецких офицеров. Правильно я понял? – спросил Шпак.
– Так точно! Согласно приказу фюрера о внедрении культуры среди командного состава армии, – доложил Шехтель.
– Нечего сказать, внедрили! Две ничьих, остальные проиграли. Хороша культура! – издевался Шпак. – Знаете что, ушлите-ка его куда-нибудь подальше.
– Алехин просит визу в Испанию, – сообщил Шехтель. – Хочет ехать в Америку играть матч с Капабланкой.
– Капабланка умер год назад, – язвительно сообщил Шпак, насмешливо посмотрев в лицо подчиненного. – Это к вопросу о внедрении культуры.
– Так, может, разрешите выдать визу? – спросил Шехтель, пропустив мимо ушей замечание начальника.
– Да, и немедленно. Пусть едет к… – промычал Шпак. Все было уже решено, можно было идти, как вдруг Шехтель остановился в оцепенении. Эта суматоха совсем выбила его из колеи. Как он мог забыть, ведь ему только вчера звонили о новом выступлении чемпиона. На послезавтра назначен сеанс Алехина, уже повешены объявления, вызваны люди. Собираются лучшие шахматисты немецкой армии. Что делать? Если отменить – будет большой скандал. В то же время этот приказ Шпака выдать визу. Ну и положение!
– Разрешите обратиться, господин оберштурмбаннфюрер, – решил после долгой паузы Шехтель. – Есть одно дело… я не знаю, как лучше его решить. – И рассказал о сеансе, о своих сомнениях. – Ума не приложу, что лучше: играть или отменить сеанс?
К его удивлению, Шпак спокойно выслушал сообщение.
– Сколько вызвали людей? – спросил он.
– Тридцать человек из всех частей.
– Опять он побьет всех? Опять будет разгром, – не то спросил, не то высказал свое мнение Шпак.
– Ну, уж нет! На этот раз наши постарались, – разъяснил Шехтель. – Собрали все лучшие силы, привлекли местных чемпионов. Потом мне рассказали еще об одном обстоятельстве. Алехин только что вышел из госпиталя в Праге. Чудно – в пятьдесят лет заболел скарлатиной! Еле живой выбрался, газеты уже сообщали о неизбежной смерти. Понятно, сейчас он в плохом состоянии и играть хорошо не сможет.
Шпак задумался, затем сказал:
– Хорошо, проводите сеанс. В последний раз! Но только учтите: вы отвечаете за все! А визу Алехину все-таки дайте. Вообще-то, будет даже неплохо, если перед отъездом наши парни как следует его поколотят.
Обрадованный Шехтель быстро собрал документы и поспешил уйти из кабинета. А вдруг начальство передумает! Но у самой двери он обернулся.
– Как давать визу Алехину, господин оберштурмбаннфюрер, одному или вместе с женой? – спросил он Шпака.
Тот всего несколько секунд оставался в раздумье.
– Одному, – приказал он. – Пусть жена побудет у нас, – так спокойнее. Да она и сама не очень хочет уезжать отсюда, – добавил Шпак. – Мне докладывали: ее больше беспокоит дом в Дьепе.
Алехин, прищурившись, рассматривал своих противников в сеансе. Кого только не было в зале – все рода войск, все чины. Даже один генерал сидел за шахматной доской. А позади играющих – зрители, тоже военные, но низших чинов. Пришли посмотреть, как будет сражаться начальство с чемпионом мира. Ни одного штатского – им запрещено присутствовать на армейских праздниках.
Царила напряженная тишина. Военные о чем-то тихо переговаривались друг с другом, бросали любопытные взгляды на Алехина. Чемпион мира был сегодня в отличном настроении. Только что Шехтель сообщил ему о том, что получен приказ выдать ему визу в Испанию. Наконец-то! Можно уехать отсюда, поехать в Аргентину. Жаль, конечно, что не разрешили поехать Грейс, по она что-то молчит, не отвечает на письма. Может, что-нибудь плохо с домом в Дьепе? Ничего, устроюсь сам, потом можно будет вызвать и Грейс».
Близилось начало сеанса. К Алехину подошел чех Каличка, привезший из шахматного клуба комплекты фигур и помогавший в организации сеанса. Он отвел Алехина в сторону.
– Случайно я слышал сейчас разговор Шехтеля по телефону, – сообщил он чемпиону мира. – Видимо, с каким-то начальником. Против вас, оказывается, подобрали очень сильный состав. Шехтель хвалился: собирается напоследок устроить вам разгром.
– Вот как! Самый сильный состав. А вы знаете кого-либо из сидящих?
Каличка осмотрел ряды участников сеанса.
– Нет. Мне никто из них не известен, – уверенно сказал чех.
– Отлично! – обрадовался Алехин. – Значит, хотят учинить разгром? Ну что ж, посмотрим. Пусть попробуют, – улыбнулся Алехин.