Белые и черные - Страница 103

103

– Благодарю, – произнесла женщина, когда конец ее сигареты засветился красным огоньком. Она еще раз выразительно посмотрела на Алехина и отошла к стене качающейся походкой.

– Настоящая Сонька-руль из вашей «Ямы», – заметил Алехин, вспомнив, как правдиво описал Куприн трагическую судьбу подобных женщин в своей повести.

Медленно пошли они дальше по слабо освещенным улицам ночного Парижа.

– Как твое здоровье? – прервал молчание писатель.

– Ничего, – уклончиво ответил гроссмейстер.

– Я смотрю: ты всерьез взялся за ум, – продолжал Куприн. – Специально следил за тобой в «Мартьяныче». Пил только кофе и лимонад. Покончил с «мерзавчиками» и «николашками»?

– Я теперь не имею права пить. У меня есть цель в жизни.

– Вот как! – не считая нужным расспрашивать собеседника, воскликнул Куприн.

– Я должен обыграть Эйве. Это для меня очень важно!

– А как дела с реваншем? – спросил Куприн. – Я слыхал, возникли какие-то осложнения.

– Были, но теперь все улеглось. Голландцы одно время закапризничали, сказали, что нет денег. Тогда я договорился играть в Земмериге. Когда возникла опасность, что их Эйве придется играть повторный матч в другой стране, мигом нашлись деньги и в Голландии.

– Все-таки интересно создан человек, – покачал головой Куприн. – Я читал статьи о матч-реванше. Как восхваляли тебя перед первой встречей в тридцать пятом году! Никто не считал тогда Эйве серьезным противником. А сейчас мигом все перебросились на сторону голландца.

– И что самое обидное, – подхватил Алехин, – Эйве же выиграл у меня матч с минимальным перевесом. Из-за неудачи в одной лишь последней партии я стал уже ничтожным в глазах «высоких» специалистов!

– Все-таки не все за Эйве, – заметил Куприн. – Ласкер и сейчас держит твою сторону. Я читал: он полагает, что после необходимого отдыха ты еще дашь шахматному миру много чудесных партий.

– Замечательный старик! – с теплотой вымолвил Алехин. – Как много он значил в моей жизни! А вы знаете: он уехал из Германии.

– Как?!

– Совсем уехал. Точнее сказать, убежал, – разъяснил Алехин.

– И его добил Гитлер, – покачал головой Куприн.

– Нацисты отняли у него все: дом, работу, деньги. Нужно начинать жизнь сначала.

– И где он теперь будет жить? – спросил Куприн.

– Вероятнее всего, в Москве.

– Отлично! Значит, увидимся, – вырвалось у писателя.

– Что?!

– Да, Саша. Еду в Москву. Решил твердо и окончательно. Домой, такая радость!

– Когда?

– Может быть, даже в ближайшие дни.

– А как с выездной визой, с билетами? – спросил Алехин.

– Пока еще нет, но обещают. Тянут… но я зубами буду… В поезд не пустят – пешком пойду. По шпалам пойду, а в Москву доберусь!

– А те знают? – спросил Алехин, показав куда-то назад.

– Я им сказал, но… не все. В общих чертах, предположительно. И то как расшумелись! Как раз перед твоим приходом. «Тебя в Сибирь, – кричат, – сошлют!» II знаешь, что я им ответил? «Чехов, – говорю, – за свои деньги ездил в Сибирь, а я за казенный счет!»

Эта фраза, очевидно, понравилась Куприну, лицо его светилось от удовольствия. Некоторое время они шли молча. Навстречу им тли рабочие, спешившие домой после трудового дня, запоздавшие любители доступных развлечений. То и дело встречались обнявшиеся парочки, влюбленные без стеснения целовались на глазах у прохожих. Раза два уличные женщины пытались было обратить на себя внимание двух прилично одетых мужчин, но – увы! – напрасно!

– Теперь твоя очередь в Москву, – промолвил Куприн.

– Вы так считаете? – спросил Алехин.

– Я читал твою телеграмму в «Известиях». Молодец! Давно было пора.

– Лучше поздно, чем никогда, – засмеялся Алехин. – Знаешь, как еще говорят, – поглядел на собеседника писатель. – «Можно совершить глупость, но нельзя умирать глупцом».

– Хорошо мне сказал Ласкер в Амстердаме, – добавил Алехин. – «Лучше, когда тебя ругает любящий, чем хвалит равнодушный». Я уже получил приглашение играть в Москве в международном турнире.

– Это в мае месяце.

– Вы знаете все шахматные новости, Александр Иванович! – удивился Алехин. – Я помню вашу блестящую статью в «Возрождении» о моей победе. Вы сами хорошо играете в шахматы?

– Нет, – тихо засмеялся Куприн. – Я больше специалист по французской борьбе.

И добавил: – В молодости, впрочем, я захаживал в шахматные кафе.

– Знаю. Читал ваш рассказ «Марабу».

– Ну, это только шутка.

– Кстати, Александр Иванович, ваш герой там играет гамбит Марабу – конь ходит с бэ-один на бэ-три. Вы знаете, что такой ход невозможен?

– Саша! – Я хотя и борец, но до такой степени, все же, разбираюсь. Плохо понимает шахматы мой герой… Как ты решил: едешь на турнир? – после некоторой паузы переменил тему разговора Куприн.

– Нет. В Москву я должен ехать чемпионом мира!

Куприн задумался.

– Пожалуй, ты прав, – промолвил он, наконец. – А вот я еду туда… далеко не чемпионом.

Они дошли до небольшой площади. Куприну нужно было идти к центру города, Алехину – направо. Долго стояли двое заброшенных русских под широким раскидистым каштаном, оттягивая минуту расставания. Они обсудили последние события в мире, свои собственные судьбы. Тем временем улицы совсем опустели, было уже поздно, все-таки пора было идти.

– Ну, до свидания, Саша! – первым простился Куприн. – Где-то теперь увидимся?

– До свидания, Александр Иванович! Завтра я опять в путь. Что делать – сеансы. Я желаю вам самого лучшего, самого большого счастья. И, честно говоря, так хотелось бы рядом с вами… по шпалам.

103